Неточные совпадения
Входила монументальная, точно из красной меди литая, Анфимьевна, внося на вытянутых руках полупудовую кулебяку, и,
насладившись шумными выражениями общего восторга пред солидной
красотой ее творчества, кланялась всем, прижимая руки к животу, благожелательно говоря...
— Оставим этот разговор, — сказал Райский, — а то опять оба на стену полезем, чуть не до драки. Я не понимаю твоих карт, и ты вправе назвать меня невеждой. Не суйся же и ты судить и рядить о
красоте. Всякий по-своему
наслаждается и картиной, и статуей, и живой
красотой женщины: твой Иван Петрович так, я иначе, а ты никак, — ну, и при тебе!
— Я уж сказал тебе зачем, — сердито отозвался Райский. — Затем, что
красота ее увлекает, раздражает — и скуки нет — я
наслаждаюсь — понимаешь? Вот у меня теперь шевелится мысль писать ее портрет. Это займет месяц, потом буду изучать ее…
Он нарисовал глаза закрытыми, глядя на нее и
наслаждаясь живым образом спящего покоя мысли, чувства и
красоты.
Страстный поклонник
красот природы, неутомимый работник в науке, он все делал необыкновенно легко и удачно; вовсе не сухой ученый, а художник в своем деле, он им
наслаждался; радикал — по темпераменту, peaлист — по организации и гуманный человек — по ясному и добродушно-ироническому взгляду, он жил именно в той жизненной среде, к которой единственно идут дантовские слова: «Qui e l'uomo felice».
Он, негодяй, пришел
насладиться, ему — этакому эстету) — видите ли, нужна
красота.
В тот момент, когда я ощутил ангела-хранителя у себя за спиной, я
наслаждался сонетом, озаглавленным «Счастье». Думаю — не ошибусь, если скажу, что это редкая по
красоте и глубине мысли вещь. Вот первые четыре строчки...
— Один покажет вам, — говорил он, — цветок и заставит
наслаждаться его запахом и
красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и
красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть о том, зачем там этот сок, и вы забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите же яду, не добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет к счастью.
— Зачем? — страстно заговорила Людмила. — Люблю
красоту. Язычница я, грешница. Мне бы в древних Афинах родиться. Люблю цветы, духи, яркие одежды, голое тело. Говорят, есть душа, не знаю, не видела. Да и на что она мне? Пусть умру совсем, как русалка, как тучка под солнцем растаю. Я тело люблю, сильное, ловкое, голое, которое может
наслаждаться.
Правда, очень часто случается слышать: «как хорошо было бы это лицо, если бы нос был несколько приподнят кверху, губы несколько потоньше» и т. п.; — нисколько не сомневаясь в том, что иногда при
красоте всех остальных частей лица одна часть его бывает некрасива, мы думаем, что обыкновенно, или, лучше оказать — почти всегда, подобное недовольство проистекает или от неспособности понимать гармонию, или от прихотливости, которая граничит с отсутствием истинной, сильной способности и потребности
наслаждаться прекрасным.
Человек с неиспорченных эстетическим чувством
наслаждается природою вполне, не находит недостатков в ее
красоте.
Уже любопытные из отдаленных земель приезжают видеть сию чудесную страну, которая представляет взору и гранитные горы Швейцарии, и плодоносные долины Пьемонтские; страну, где творческая Натура с нежными
красотами соединила величественные; где в одно время и зима свирепствует, и весна улыбается; где мудрый наблюдатель Природы находит для себя разнообразные богатства, и где чувствительное сердце, наскучив светом, может
насладиться самым приятнейшим уединением.
Тут дело идет не о добыче, не о числе затравленных гусей или уток, — тут охотники
наслаждаются резвостию и
красотою соколиного полета, или, лучше сказать, неимоверной быстротой его падения из-под облаков, силою его удара.
Перед лицом этого крепкого и здорово-ясного жизнеотношения странно и чуждо звучит утверждение Ницше, что мир и бытие оправдывались для древнего эллина лишь в качестве эстетического феномена, что он «заслонял» от себя ужасы жизни светлым миром
красоты, умел объектировать эти ужасы и художественно
наслаждаться ими, как мы
наслаждаемся статуями «умирающего галла» или Ниобы, глядящей на избиение своих детей.
«Чего хотеть, чего желать? — пишет Толстой в «Люцерне». — Вот она, со всех сторон обступает тебя
красота и поэзия. Вдыхай ее в себя широкими, полными глотками, насколько у тебя есть силы,
наслаждайся, чего тебе еще надо! Все твое, все благо!»
Я выучился смотреть так, и до обеда один сам с собою
наслаждался тем неполным, но тем слаще томительным чувством, которое испытываешь при одиноком созерцании
красоты природы.
И еще: «Я
наслаждаюсь его любовью и
красотою и исполняюсь божественного наслаждения и сладости.
Он будет в Петербурге, он увидит ее, он
насладится созерцанием ее божественной
красоты, он упьется звуками ее музыкального голоса… В последний раз он будет счастлив.
— Разве, творя или, как ты справедливо объяснился, живя у подножия высшей
красоты, лобызая края ризы ее, не
наслаждался ты в один миг восторгами, которых простой смертный не купит целою жизнью своей? Разве, выполняя свой идеал, не имел сладких, райских минут, которых не хотел бы променять на все сокровища мира? Разве воспоминанием этих минут не был ты счастлив! Мало ли награжден от бога?.. Не свыше ли миллиона подобных тебе?.. Ты грешишь, друг мой!
Наконец, для меня не довольно было, что картины, мною изображаемые, казались мне живыми сколками с природы; не довольно было, что я сам
наслаждался ими: я желал, чтобы и другие чувствовали все
красоты их, чтобы они их хвалили.
Наслаждалась она
красотою завода.
И тут долго мы
наслаждались тишиной прекрасного вечера, барками и пароходами, ширью Невы,
красотою розового в дымных облаках заката… никогда не забуду этого вечера.